Из мемуаров Полубоярцевой Екатерины Тимофеевны.

Мы поселились в деревне Песочной, в пяти километрах от Костромы, и в трех километрах от военного городка, где служил мамин брат. . .. . . Так мы дожили уже до сентября, стало прохладно, топить нечем. Мария договорилась со своим кавалером, что они с другом привезут нам машину дров. Была уже середина октября, когда наконец-то приехали четверо солдат на машине. Шофером был Володя Полубоярцев. Они взяли нас с Марией в кузов и поехали на военную делянку. Там набрали уже готовые дрова, напиленные, крупно поколотые, накидали их в кузов и вернулись домой. Мы быстро нажарили картошки, сварили яблочный компот, пригласили их покушать. И тут, откуда ни возьмись, появился молоденький офицер. Он начал их ругать, что они опоздали куда-то, велел им немедленно уезжать. Мы с Марией стали его упрашивать сесть и покушать с нами, но он ни в какую не соглашался, продолжал гнать солдат. Но тут Володя сказал ему: "Я никуда не поеду, пока не поем, а если тебе не нравится, иди пешком". Сказал и пошел мыть руки. Я полила ему водой. Он вымылся и сел кушать, солдаты тоже сели. Офицер в дом не вошел, так и был на улице, пока они ели. Парни за столом выпили по рюмочке, кроме Володи, поели и уехали. В этот раз я обратила на Володю внимание, что он хороший парень и никого не боится. Потом он мне сказал, что я ему сразу понравилась. Он думал, я девочка 17-18-ти лет, и очень удивился, когда я стала кормить Витю. Он думал, что ребенок или Марии или моей мамы. Так мы впервые познакомились с Володей.

В это время мне предложили работу, в санаторно-лесной начальной школе, воспитательницей. Школа находилась на Волге ниже Костромы. Местечко называлось "Козловы горы". Перевезли нас туда Володя Полубоярцев и Алексей Турчин, его товарищ. Нам дали маленькую комнату в общежитии. Это был большой дом, разделенный фанерными перегородками на комнаты побольше, поменьше. . .

. . . Таким образом, мы потихоньку налаживали свою жизнь. Володя по воскресеньям приходил вместе с Турчиным. Мы с Володей просто так сидели, говорили о литературе, о кино. Он был очень начитанный, и с ним было интересно разговаривать. Он ничего мне не говорил ни о себе, ни обо мне, только узнал, что случилось и где мой муж. Таким образом, прошли ноябрь и декабрь 1948 года, наши отношения не изменились ни на йоту. Я считала, что он просто составляет компанию Турчину, чтобы тому было не скучно ходить сюда за 15 километров. Мной Володя вроде не интересовался.

Новый 1949 год Мария предложила встретить всем вместе. Она организовала встречу в деревне в двух км. от школы. Туда собрались 5-6 молодых женщин, Турчин пообещал привести своих друзей-солдат, с гармошкой. Взяли мы и мою маму с Витей. Была еще одна старушка, мать хозяйки дома. Мы накрыли стол, они принесли выпивку. Гуляли весело, пели, плясали. За мной сильно приударил Володин друг, гармонист. Я была очень веселой, пела, плясала с припевками, и танцевать я хорошо умела вальс, фокстрот, танго, а также тустеп, польку, польку-бабочку. Я оказалась заводилой всего веселья. Володя сидел в уголке, не танцевал, не пел, только смотрел. Когда я вышла на улицу, он тоже вышел и предложил мне сбежать от них от всех к нам в школу.

Я пошла, тихонько маме сказала, что ухожу с Володей, чтоб она не волновалась, и мы ушли к нам домой. Дорогой он мне говорил о том, что я ему нравлюсь, что давно смотрит на меня, но стеснялся мне предложить встречаться. а сейчас испугался, что его друг уведет меня из-под носа. Так мы с ним и оказались вдвоем 1января 1949 года. Потом он стал приходить ко мне, стал рассказывать о себе, о том, что он после демобилизации хочет ехать с Турчиным в Ташкент. Что у того в Ташкенте родственники, что там шофера хорошо зарабатывают, и он устроится, скопит денег, и я приеду к нему.

Мобилизация оказалась очень неожиданной. В конце марта их демобилизовали, и назавтра должны были отправить. Он прибежал, сказал, что завтра их повезут до Москвы, а там их всех офицер отправит по адресам. Он взял с меня слово, что я обязательно к нему приеду, и уехал. Но в Ташкенте все получилось совсем не так, как они думали. Работы в городе не было не только шоферами, а вообще никакой. Жили они у дядьки Турчина, целыми днями искали работу, полуголодные. Володя писал мне, что чувствует себя там очень плохо, жару он очень тяжело переносит, работы нет. Написал, что будет ходить разгружать вагоны, заработает денег и вернется назад. В июне месяце он приехал. Рано утром постучал в окошко, я гляжу: стоит Володя. Я выскочила, обняла его, завела домой. Он сразу же поговорил с мамой, что мы хотим жить вместе. Мама благословила нас, и пожелала прожить нам вместе до самой смерти. Володя быстро устроился на работу. Рядом с нашей школой был санаторий для районного начальства, он там стал работать шофером, возить продукты. Правда, платили там очень мало, но зато бесплатно кормили. . .

. . . В августе или сентябре 1949 г. приехал Ваня из Алма-Аты, он окончил ФЗУ. Его распределили на работу в Парфеньево, это в 300 км. северо-восточнее Костромы, там он должен был работать связистом. Денег мы собрали, сколько у нас было, я еще попросила авансом в бухгалтерии. За две недели отдыха у нас в школе Ваня с Володей очень подружились. Они везде ходили вместе, купались на Волге, они были как братья. С тех пор они всю жизнь были друзьями, ни разу не поссорились. Кто не знал, те считали, что они братья, а маме говорили: хорошо тебе, у тебя два сына. . .

. . . Через некоторое время мы переехали в Парфеньево, большое районное село в восемнадцати километрах от ж.д. станции Николо-Полома. В Парфеньево Володя быстро устроился на работу, с его стажем работы в воинской части его взяли с удовольствием. Ему дали машину Студебеккер, это американская трехосная грузовая машина – лесовоз. Они возили бревна для строительства Московского университета. Стал зарабатывать хорошие деньги, постепенно заработки дошли до 3-5 тысяч, это были огромные деньги по тем временам. Но Володя сильно вкалывал, а иногда и без сна. Лесные делянки от нашего села были где-то за 20-25 км., а потом он вез этот лес через наше село, мимо нашего дома, до станции Николо-Полома еще 18 км., там разгрузятся и в обратный путь. Ездили по проселочным дорогам, а по топям и болотам были проложены лежневки. Это как железная дорога, вместо шпал бревна, и по ним два помоста из бревен по ширине колес. Ехать надо было осторожно, при малейшей неточности колеса слетали с этой лежневки, и тогда приходилось ждать самоходный подъемный кран. И все остальные ждут, пока слетевшую машину поставят на место. Володя редко заезжал домой пообедать, в основном ел в ресторане на станции или в Парфеньево, или в столовых на делянках. Иногда ночевал дома, иногда нет. Выходные давали редко. Мы были рады, когда машина ломалась, и ей требовался ремонт. Тогда 2-3 дня он был дома вечерами и ночью.

Чтобы не хотелось спать за рулем, шофера пили чифир, это когда на кружку кипятка заваривают пачку чая, отжимают и пьют. Володя тоже начал чифирить, но долго не выдержал, у него стало барахлить сердце. И мы с ним очень серьезно поговорили. После этого он стал каждый вечер приезжать домой и обязательно ночевать дома. Правда, зачастую приезжал после девяти вечера и, чуть свет, уезжал. Но все же спал в теплой, чистой постели, и я старалась его обязательно накормить по приезде. И утром до отъезда он обязательно что-то кушал. Сердце у него постепенно пришло в норму, и больше он на него не жаловался. Иногда мы выбирали время сходить в кино. . .

. . . Володя очень дружно жил с Ваней Бороденко, с большим уважением относился к отцу моей мамы, деду Михалке, всегда помогал старикам, привозил им бревна на дрова, помогал посадить и выкопать картошку. Дедушка тоже хорошо относился к Володе и мне все наказывал жить с ним дружно. Дедушка часто просил покатать его на машине и Володя брал его с собой на лесную делянку, а то и на разгрузку на станцию. Как-то они обедали в ресторане на вокзале и дедушка увидел там шампанское и спрашивает: "Что это за бутылки с золотыми горлышками, я таких в жизни не видел?" Володя купил бутылку, налил деду бокал. Тот выпил и хвалит, "Вот вино так вино, как квас." И всю бутылку выпил. А потом встать не может. Володя со своим другом его еле-еле до машины довели, посадили. Он вначале песни пел, а потом заснул. Володя его довез до дома и на плече донес до кровати. Бабушка Прося охает: "Что ж ты с ним сделал". Он ее успокоил, "Не бойтесь, проспится, и все будет в порядке". Потом долго поминали, каким кваском угостил Володя деда. . .

. . . Мы могли уже позволить себе снять хорошую квартиру, пол дома в центре села, рядом с райисполкомом. могли себе купить приличную одежду, хорошо питались, правда с базара, т.к. в магазинах ничего не было, один черный хлеб. Мы даже радиоприемник себе купили – это редко кто мог позволить себе такое развлечение. Жили мы с Володей дружно, да и ссориться у нас времени не было, приезжал поздно вечером, и чуть свет на работу. Выходные им давали редко. Если у меня было время, и было с кем оставить детей, он брал меня с собой или на станцию, или на делянки. Пока машину загружали, мы уходили в лес, собирали малину, или чернику, или грибы. . .

. . . Так случилось, что в начале 1953 года мы решили переехать в Алма-Ату. Володю с работы не отпускали, он нас отправил, а сам пока остался. А мы приехали с мамой и детьми в Алма-Ату. Здесь нам негде было остановиться, уехали в подхоз. Там жили т.Марина с д.Гришей Лазаренко, остановились у них. Я иногда ездила в Алма-Ату, искала работу, но не могла найти, - учителя были не нужны. Через два месяца приехал Володя, мы жили у Вали Ивановой, спали на односпальной кровати вдвоем, дети спали на полу. Целыми днями мы ходили с ним по организациям, но шофера тоже не нужны были нигде. Время шло, работы не было. Потом мы обратились к Марине Платоновне Куликовой, дальней родственнице. Она работала начальником планового отдела на автобазе и обещала поговорить с начальником. Только благодаря ей Володю приняли на работу, но машин не хватало. Подвели его к забору, где стояло несколько рам от машин. Вот, говорят, выбирай любую и собирай сам, как соберешь, так и поедешь. Он целый месяц восстанавливал машину без зарплаты. Потом выехал, но далеко на ней еще боялся ездить. Первый месяц заработал мало, да и приспособиться надо было: выгодные рейсы давали своим, ему надо было постепенно зарабатывать положение. Володя в этой автобазе проработал пятнадцать лет, постепенно стал пользоваться уважением и у начальства, и у шоферов, стал хорошо зарабатывать.

Но первое время мы нахлебались беды. Дошло до того, что мы даже подушки продали, чтобы было на что хлеб купить. Когда Володя устроился, мы в первую очередь нашли квартиру в Малой станице. Потом я пошла искать работу. Приняли меня воспитателем в дошкольную группу в детский дом № 1 в Малой станице. Там я и проработала семь лет. Жизнь постепенно налаживалась, Володя стал зарабатывать, мы жили на квартире у Поповых. У нас была большая комната и кухня в полуподвале. . .

. . . Мы так и жили у Поповых в полуподвале. Нас пять человек, бабуля, а потом и Лиля приехала. В это время маме, как вдове погибшего, дали участок под строительство дома, и она предложила нам вместе строить дом пополам. Но Володя не согласился, он сказал, чем дальше будем жить, тем роднее будем. Правда, мы помогали своей рабочей силой, по выходным делали саманы (кирпичи из глины с соломой). . .

. . . В детдоме мне разрешили занять небольшой домик, в котором раньше размещался изолятор. Мы с Володей сделали в нем ремонт, разгородили, сделали кухню и две маленькие комнатки. Прожили в этом доме зиму и лето. В этот год в Алма-Ату приехал Хрущев и разрешил взять в близлежащих колхозах землю для строительства жилья для организаций. И Володина автоколонна получила разрешение на строительство пяти двухквартирных домов. Председатель профкома, которому Володя частенько ремонтировал его "Москвич", вызвал Володю и сказал срочно написать заявление на квартиру. Тот написал заявление задним числом, а председатель внес его в список очередников в первую десятку. Он даже повез нас с Володей на участок, там были уже вырыты ямы под фундаменты. Он предупредил, где будут кирпичные дома, а где каркасно - камышитовые и мы выбрали, где будем жить. Это было на улице Глазунова, рядом с рощей Баума.

Теперь почти ежедневно после работы я ездила на стройку, иногда и Володя приезжал, когда не был в рейсе. Мы подносили там глину, песок, раствор, кирпичи, в общем, работали как подсобные рабочие. Строили быстро и в ноябре мы уже переехали. В доме было холодно, печка плохо грела. Летом Володя печку разобрал, и мы наняли печника, чтобы сложить новую. Вначале квартира по плану была двухкомнатная, с кухней и прихожей. Мы перепланировали квартиру; из прихожей сделали кухню, перенесли туда плиту, из кухни сделали детскую, и получилась трехкомнатная квартира. Еще Володя подстроил веранду. Позже Володя решил сделать водяное отопление. Заказал котел у себя на работе, привез трубы, нанял одного специалиста, и они вдвоем все переделали. Старую печку разобрали, в кухне в углу установили печь-котел, провели трубы и батареи. В нашей квартире жить стало еще удобней. Позже, когда по нашей улице вели водопровод, мы заплатили рабочим, и они приварили для нас сосок на трубе. В тот же вечер Володя с Петром Затонским, своим хорошим другом, перекопали улицу, положили трубы и подключились к водопроводу. А на следующее лето мы утеплили веранду, отгородили там место для ванны, поставили газовую колонку и подвели горячую воду к ванне и мойке. Кухню тоже перенесли на веранду.

Дети росли, и мы были счастливы. Все у нас хорошо складывалось, Володя был хороший семьянин. Если что нужно было покупать, он в первую очередь думал обо мне и о детях, а потом только о себе. Даже часто случалось так, что поедем ему что-либо купить и вдруг увидим что-то хорошее мне или детям. Он тут же настоит на том, чтобы купить эту вещь, а ему, мол, купим потом. Конечно, мы жили не богато, но и не бедно. Были у нас и повседневные, и выходные вещи у всех. Вначале в доме у нас ничего не было, мы купили свой первый диван с высокой спинкой и зеркалом на ней, красивый. Кровати я застилала белыми льняными покрывалами, а чтоб не было похоже на больницу, я вышила по ним узоры. Наволочки тоже были вышиты, и задергушки на окнах, и скатерть, и салфетки на этажерку. Потом, когда Володя нашел тетю Зину, она именно на это обратила внимание, что в доме у нас были белизна и чистота.

Постепенно Володя стал больше зарабатывать, даже телевизор мы купили раньше многих соседей. И набор мебели "жилая комната" мы купили себе раньше других. Зарплату он мне отдавал полностью и даже если что заработает дорогой, обязательно отдаст мне. Конечно, он любил выпить, но никогда не пропивал большие суммы, как многие его коллеги с автобазы. Если уж он выпьет вечером, то ни за что не выедет из гаража, найдет сотню причин, будет копаться в машине, делать одно, другое, но за руль не сядет. Зато и его тех.талон был чист, и права у него ни разу не отобрали, как получил он их в сорок третьем году, с ними и на пенсию ушел. Какое это было счастливое время. Правда, хотелось, чтобы Володя чаще бывал дома, но тогда он не мог бы много зарабатывать, а платили им за тонно-километры, чем их больше, тем и зарплата больше. . .

. . . Глазунова и до сих пор снится мне во сне. Я там все живу, и там мне хорошо. Во снах я до сих пор на Глазунова, там мое счастье было. Отца из рейса мы ждали как бога, старались все сделать по дому до его приезда, и как мы были рады, если в воскресенье он оказывался не в рейсе. Тогда всей семьей мы ехали или на Медео, или на озера, или в парк культуры, или собирались с родственниками у нас в роще. Это были такие счастливые дни, мне кажется, я их все помню, так хорошо нам было.

Наша родня всегда считала Володю сиротой. Он родился в селе Пресновка, где жили его родители, Ефим Алексеевич и Матрена Григорьевна. Володин отец был активным комсомольцем, он дружил с Иваном Шуховым, который позже стал писателем и написал роман "Горькая линия". Ефим погиб, когда сыну было три или четыре года. По Володиным рассказам, его забрал от матери дед Алексей Дмитриевич, когда ему было четыре года. Володя очень любил деда Алексея и бабушку, отзывался о них с большой теплотой. Он помнит, что в семье его никогда не наказывали, хотя он рос не таким уж и паинькой, он был нервный, вспыльчивый. Самое большое наказание, страшное для него, это было сидеть дома.

В 1943 году Володю забрали в армию, и послали учиться в военную школу младших командиров. Через полгода их должны были отправить на фронт младшими командирами. Но через несколько месяцев у них в части появился человек, который агитировал их идти в парашютно-десантные войска. Многие записались, в том числе и Володя. Он по своей натуре человек, который может выполнить любую работу, но не может командовать людьми. Это он понял в военной школе, и поэтому без сожаления ее оставил. Может быть, это и спасло его жизнь: эти командиры почти все погибли на фронте. Отец попал в сталинский резерв, в парашютно - десантную часть, расквартированную в Ивановской области, в маленьком городке Тейково. Там они и простояли почти всю войну. Их отправили на фронт только в конце войны, на освобождение таких стран, как Австрия, Болгария, Чехословакия, Румыния, Венгрия. Он потом рассказывал о чистоте и порядке в этих странах. Не понравилась ему только Румыния, она была самая бедная и самая грязная из всех стран, что он прошел.

На фронте он был всего четыре месяца, за это время у него разбили три машины. Он возил артиллерийский расчет с пушкой. Володя рассказал мне только один случай, как у него разбили машину. Они должны были с одного места, где стояли, переехать на другое. Зацепили пушку, солдаты сели в кузов, а лейтенант к нему в кабину. Ехать нужно было по открытому месту. Тут налетели немецкие самолеты и начали их бомбить. Он гнал машину к лесу, и вдруг взрыв и темнота. Когда очнулся, вместо машины воронка и неподалеку он нашел раненного командира. Он притащил его в госпиталь. Володя очень не любил рассказывать о фронте, я думаю, ему тяжело было вспоминать об этом. А война для него закончилась не 9 мая, а позже: Окруженная немецкая часть решила сдаться только американцам и пошли на прорыв прямо на расположение Володиной части и у них был страшный бой уже 14 мая 1945 года. И много наших ребят погибли в этом бою. И как они потом все плакали, переживали за погибших. Ведь все уже расслабились, мечтали о доме, о своих семьях, и вдруг такой бой. Весь 1945 год их часть стояла в Венгрии, а потом их перевели в Кострому. Там Володя на Виллисе возил командира полка, потом был в хозчасти, возил дрова, продукты и др. Володя очень тепло отзывался о своем командире, звал его "батей". После демобилизации, когда мы поженились, мы с Володей ездили в Кострому, в его часть. Он познакомил меня со своими друзьями, которые еще не успели демобилизоваться. А потом нашел своего бывшего командира полка и познакомил меня с ним. Командир тепло напутствовал нас в нашей семейной жизни.

Пока Володя служил в армии, он потерял связь с тетей Зиной, у которой воспитывался. О родственниках матери он ничего не знал. Мы были рады, когда он нашел тетю Зину Мечтову. Однажды Володя после поездки обедал в ресторане в Малой станице с Петром Ивановичем, председателем профкома. И Володя рассказал, как он растерял родственников и назвал Зинаиду Алексеевну Мечтову, учительницу русского языка и литературы. Мужчина казах, обедавший за соседним столиком, услышал это и сказал, что у них на селекционной станции есть учительница с такой фамилией, у нее муж шофер и четверо детей, два сына и две дочки. Володя возразил, нет, это не она, у его тетки трое детей, а не четверо. Петр Иванович предложил сразу же съездить на его машине и проверить. Володя забежал домой, предупредил меня, и они уехали. через два часа они приехали, привезли с собой тетю Зину с ее младшей дочкой Лидой. Потом мы со всеми познакомились, стали к ним в гости ездить, они к нам.

Потом приехала в гости и сестра Володиной матери, тетя Зоя Шмакова, она погостила у нас с месяц и вернулась в Балхаш к своей племяннице, которую она вырастила. Она отдала Володе золотые сережки, которые покупал своей жене Володин отец Ефим еще в 1924 году на их свадьбу. Тетя Зоя после смерти Володиной матери всю жизнь хранила эти сережки. В общем, оказалось, что у Володи много родственников, и по отцовской линии (Мечтовы), и по материнской. В Пресновке Володин двоюродный брат Шмаков с женой и двумя девочками. В Омской области Шмаков Григорий Назарович, брат матери, и его приемная дочь в Омске, Архипенко Надежда Михайловна. В Балхаше Володина двоюродная сестра Беляшкина Римма Афанасьевна с двумя девочками. В Асбесте Риммина сестра Анищенко Анна Афанасьевна и ее трое детей. Так что и у Володи стало много родственников, некоторые приезжали к нам в гости, мы переписывались. . .

. . . В 1969 году Володин хороший друг Павел погиб в рейсе, в его грузовик, прямо в лоб, врезалась буровая машина. Я была так шокирована этой смертью, что стала усиленно агитировать Володю бросить дальние рейсы, и работать в городе. Он долго не соглашался, но я его все же уговорила. Я договорилась с начальником отдела кадров АЗРДТ, где я заведовала детским садом, чтобы Володю приняли на завод шофером. Отец стал работать на АЗРДТ, уходил на работу к 8 утра, в 6 вечера был дома. Но ему не нравилось "крутиться в городе как привязанная собака" (так говорил он). Он привык к простору, а тут ГАИшники через каждые сто метров. Но пока была зима, он молчал, а весной он так заскучал за дальними рейсами, нервничал. Я думала, он сбежит куда-нибудь на дальние рейсы, но до зимы он, слава богу, не сорвался, а к следующему лету уже привык.

В 1972 году мы взяли дачу, и Володя увлекся ее строительством. Он еще зимой начал готовить стеновые щиты для дачи, возил ящики, доски, шифер. К лету были готовы три щита-стены, уголки металлические, пол и перекрытия для крыши. Все это мы погрузили, взяли с собой детей, Витю с Алешей, и поехали. Уже почти перед самой дачей крутой подъем с поворотом машина не смогла взять. Нужно было вернуться ниже и подняться по другой, более пологой, дороге. А в это время уже стемнело. Я думала, что Володя предупредил детей, чтобы они нас ждали, а он, оказывается, им ничего не сказал. Мы вернулись километра на 2-3, пока нашли место, где можно развернуть машину. Развернулись, смотрим, а наши дети стоят на дороге, растерянные и обиженные. Они подумали, что мы домой поехали и их забыли. Так они, бедненькие, за нами всю дорогу следом бежали. После этого поднялись мы на дачу, все разгрузили, и вернулись домой. А уже в следующий раз приехали, за день поставили три готовые стены, сделали крышу, уже можно было переждать дождь, переночевать, если было нужно. Мы почти все выходные ездили на дачу. Володя очень любил строительные работы, благоустройство. Я же больше занималась землей – садом, огородом. Только благодаря Володе на даче есть все необходимое для жизни, все сделано крепко, на век, а не шаляй-валяй. А как он радовался, когда дети привозили к нам на дачу внуков. Он сразу организовывал шашлыки, или зажигал костер, и все пекли картошку, тут же у костра ею лакомились. Володя очень любил внуков. А как он гордился внуками, когда они стали учиться в школе. В разговоре с друзьями он часто хвалился своими внуками. . .

. . . Конечно, в жизни было все, богато мы не жили, но и бедняками нас нельзя было назвать. Галя вышла замуж, Витя женился, Алеша женился, мы с Володей остались вдвоем. Только живи и радуйся, что мы и делали. Дети с внуками часто приезжали то одни, то другие, а то и все вместе. Шум, гам, толчея, на стол накроем, - на всех места не хватает. Как нам нравилось, когда все собирались, правда, потом нужно 2-3 часа для наведения порядка, но это чепуха по сравнению с тем счастьем, что давали эти встречи. . .

. . . Я благодарю бога, что он дал мне такую хорошую семью, и надеюсь, что и в дальнейшем наши внуки и правнуки будут дружить и родниться друг с другом. Ведь это у нас ведется с начала нашего рода, наши деды, родители и мы дружили со всеми родственниками не только родными, но и с двоюродными и с троюродными. Хоть изредка, но встречались, и были с ними и в горе и в радости.  

Назад